Его губы мягкие, мягче, чем я могла бы себе вообразить. Его язык движется медленно и сладко. Поцелуй не сравнится ни с чем, что я могла придумать себе, но для него он большее, чем может показаться на первый взгляд. Сейчас, единственное, что сковывает – его собственнические объятия.
Он слишком быстро отстраняется от меня и смотрит сверху-вниз. Его темный взгляд гораздо неистовее, чем прежде. Я не могу прочитать его. Слишком много пробивается наружу. Одержимость, желание, потребность, надежда.
- Ты здесь, - произношу я.
Часть меня надеялась, что он появится. Возможно, он заметил, как мы сбегали, и проследил за нами? Я облизываю губы в надежде, что все еще смогу ощутить его вкус. Я хочу большего. Я хочу, чтобы выражение, которым он смотрит на меня сейчас, никогда не сходило с его лица. Он смотрит на меня так, будто я для него целый мир.
- Прости, моя красавица. Я не хотел говорить того, что сказал, - он притягивает меня насколько возможно ближе, как будто боится, что убегу от него. Клянусь, я ощущаю дрожь в его руках.
- Ты не хотел говорить, что все было нормально, пока не появилась я в твоей жизни? – я пытаюсь поддразнить его, но слова выходят с примесью боли. Мне не нравится это, потому что я знаю, он знает о боли все, а я не хочу, чтобы она исходила от меня. По тому, как он ведет себя сейчас, я могу сказать, что прошлой ночью он мне солгал. Я должна была заметить это и не игнорировать его целый день. Я должна дарить ему только доброту. Безразличие – совершенно не в моем духе.
- Мне так казалось, - он замолкает, проводя ладонью по моей обнаженной шее и плечу. – Но ты, Пенелопа, ты заставляешь меня чувствовать, - шепчет он в мое ухо. – Чувствовать нечто отличное от боли.
Он наклоняется, и мне кажется, что он собирается поцеловать меня снова. Вместо этого он прижимается губами к моей шее. Его теплое дыхание касается меня, и создается впечатление, что он дышит мной. Он ведет носом вдоль моей ключицы, вверх к моему уху. Мои глаза закрываются от желания только чувствовать его прикосновения, только чувствовать его и ничего больше. Что он творит со мной? Я не понимаю, как мужчина, с которым я познакомилась всего несколько дней назад, смог поглотить меня так быстро.
Но это есть, и я не хочу упускать этого. Я хочу вцепиться мертвой хваткой в это.
Ты нужна ему, повторяет голос в моей голове.
Сейчас я сама притягиваю его ближе. Кажется, Пандора была права. Иван – это тьма, но я знаю, что могу стать его светом. Я чувствую это. Я – его вторая половина.
- Вы закончили? – слышу, как кричит Пандора рядом с нами, убеждаясь, что мы слышим ее сквозь музыку. Момент сорван, и я оглядываюсь на нее.
Иван не выпускает меня из своих объятий.
- Нет. Я никогда не закончу, - сейчас его русский акцент отчетливее, насыщеннее, чем раньше. Но он не сморит в сторону Пандоры, когда говорит это. Он смотрит только на меня.
- Ну, круто, Большой, Мрачный и Татуированный Тип, но мы уже уходим, - заявляет она. Она вцепляется в мою руку, чтобы утянуть с собой, но Иван по-прежнему не отпускает меня.
- Красавица хочет танцевать. Мы уйдем, когда ей надоест, - он, наконец-то, переводит взгляд на Пандору, но потом снова возвращается ко мне. - Красавица, ты хочешь еще потанцевать?
- Твою мать, - слышу Пандору.
- Я хочу уйти, - отвечаю я, в надежде, что если мы уйдем, то сможем остаться с ним наедине. Я хочу вернуть его губы обратно на себя.
- Тогда пойдем, - его ладонь скользит в мою, и он уводит меня из клуба. Толпа расступается, чтобы освободить проход для нас. Вообще-то, для Ивана. Его большое тело целенаправленно движется сквозь людей.
- Я вызову такси, - предлагает Пандора.
- Я сам отвезу вас домой.
Пандора пытается поспорить с ним, но Иван возражает ей:
- Я ее телохранитель.
- Ненадолго. Подожди, пока мама не узнает, что ты пытаешься присунуть моей сестре. Единственное, что тебе останется охранять – свои яйца.
Иван пожимает плечами, будто ему плевать на сохранность своих яиц.
- Моя сестра будет помалкивать, - рычу я на Пандору.
Я знаю, что она не станет трепаться, но она все равно злобно смотрит на меня в ответ. Ясное дело, ей не нравится то, что происходит.
Когда мы выходим на улицу, Иван подходит к парковщику и забирает свои ключи. Он продолжает держать меня за руку, пока мы идем к его Porsche. Он открывает пассажирскую дверь для меня и ждет.
Я оглядываюсь на Пандору, которая стоит, уперев руки в бедра.
- Я сяду тебе на колени, - предлагаю я.
Она шумно выдыхает и садится в машину. Я забираюсь вслед за ней, неловко устраиваясь на ее коленях. Иван закрывает дверь, затем огибает машину к водительской стороне. Я сдвигаюсь немного, так чтобы моя спина оказалась у двери.
Когда Иван устраивается на водительском сидении, он протягивает ремень безопасности через нас с сестрой и защелкивает его. Он поднимает руку, чтобы нежно коснуться моей щеки, прежде чем завести машину и съехать с обочины.
Мы едем в тишине, пока Пандора не нарушает ее.
- К черту, - наконец, произносит она, и я закатываю глаза. – Я просто скажу это.
М-да, можно подумать, она в состоянии держать язык за зубами, когда ей есть что сказать.
- Ты не подходишь ей. Я знаю, ты замечаешь это сам. Посмотри на нее. Она добрая и милая, и все в таком духе. Она – долбанное сердце нашей семьи. Черт, готова поспорить, что раньше ты убивал людей, - она выплевывает последнюю часть, и воздух в машине, как будто оживает.
Я вижу, как что-то мелькает на лице Ивана, и мне не нравится это. Я толкаю Пандору локтем прямо в ребра, а потом кладу ладонь поверх ладони Ивана, игнорируя поток проклятий от Пандоры. Он проводит большим пальцем по моему, довольный моим прикосновением. Его глаза следят за дорогой, но, господи, как же я жалею, что не могу сейчас их видеть. Интересно, как много людей так же быстро осуждали его? Разве они не видели, что за человек скрывается под всеми этими татуировками и шрамами?